Память о прошлом. Глава 16. Возвращение домой.
Просмотров: 5 548, cегодня: 378
На закате солнца мама с Марией пришли на Стайск. Мы с Людвигом очень обрадовались их приходу и поведали маме о своем желании идти домой. Возражений не было. Мама назначила день выхода и сказала, что едем втроем. Мария на несколько дней останется в деревне. О дороге не думали. Путь в 20 км. пешью, да еще босяком почему-то нас не страшил. Главное, что мы скоро вернемся в Лепель. В гостях хорошо, а дома лучше. Накануне отхода приходили сельчане, прощались с нами и оставляли съестные гостинцы. К вечеру в трех котомках лежало сало, масло, хлеб, огурцы и банка меда. Спать легли рано, чтобы утром в дорогу выйти по холодку. Всю деревню, пока старый сосновый бор не принял нас в свои объятия, прошли с Ласминскими. Здесь попрощались с ними, как оказалось потом, навсегда.
Сначала было холодно и мы шли быстро. Изредка останавливались поесть черники и немного собрать с собой. Первое невезение — Людвиг о корень лесной дороги сбил палец ноги. Было велено лучше смотреть на дорогу и не засматриваться по сторонам. Это было совсем не интересно. Благо, что скоро кончился 4 км. проселок и мы вышли на большак Волосовичи — Лепель. Вдоль дороги бежала годами натоптанная тропа. Идти по ней было легко и приятно. Вокруг — никого. С небольшими остановками добрались до Поддубья — старой помещичьей усадьбы. От которой остался кусок белой стены дома, да обветшалый памятник в ограде. Отдыхали долго — как-никак пройдено полпути. Хорошо покушали и даже немного вздремнули.
Снова разбитая грунтовая дорога. Мы сошли на змейку-тропу и молча, шаг за шагом приближались к дому. Одолевает жажда. Одна мысль — где напиться воды? Мама ободрила нас надеждой, что скоро будет речушка. Прибавили шагу и невдалеке увидели периллы небольшого моста. Ура! Вот и вода. Сбросили котомки и бегом к речке. Мы с братом прибежали первыми, легли на берег и, приложив губы к воде, стали жадно пить. Мама же войдя в воду сложила лодочкой ладони рук и пила с них, одновременно охлаждая ладонями лицо. Нам хотелось купаться, но слишком холодная была вода. Пришлось довольствоваться погоней за косячками маленьких рыбок и изрядно намочиться.
Утолив жажду, сели отдыхать на бугорке около моста. Воспоминания мамы вернули ее в далекое прошлое. Сколько раз прошла она по этой дороге на молебны в Лепель, Полоцк, Губино? Интересно было ходить ватагой молодых девчат и парней. С песнями, шутками, да прибаутками дорога не казалось такой длинной как сейчас. К тому же теперь впереди были немцы. Чего можно ждать от них? Однако пора идти. Мы встали и снова двинулись в путь. Деревню Зеленый остров прошли не задерживаясь. Не думали мы тогда, что в скором времени партизаны устроят тут засаду и убьют несколько фрицев. А потом, оставшиеся в живых немцы, вернуться сюда с подмогой, окружат деревню, расстреляют всех подозрительных, заберут убитых, пожгут деревню и укатят обратно в Лепель.
Чем дальше уходили от Зеленого острова, тем сильнее слышался гул самолетов. В скором времени самолеты с крестами на крыльях стали пролетать над самыми головами. Последняя деревня перед Лепелем Полсвиж была нашпигована немцами. Здесь мы их увидели лицом к лицу. С левой стороны, в самом начале деревни, немцы копали яму под колодец, рядом лежало два кольца. Вдоль улицы стояли машины, мотоциклы, велосипеды. Слышен был стук молота и мелодичные звуки губной гармошки. На нас — трех пилигримов, никто не обращал внимания. И слава Богу! Через четыре километра — Лепель. Мы основательно устали и еле плетемся. До города — рукой подать, видны уже шохи сенного склада. Перед войной к этому времени госпоставки сена были завершены и шохи стояли целиком заполненными. Теперь же сена не было. Внутри и около копошатся люди. Их много, очень много. Подошли ближе и увидели, что люди разделены колючей проволокой. Внутри — военнопленные, снаружи — гражданские, и в основном женщины и дети. Среди пленных много раненных, истощенных, просящих засохшими губами «пи-ить». Никто их просьбам не внемлет, все остальные сами на грани такого же состояния.
Передовые немецкие части сначала отпускали окруженцев домой, «до матки». Пришли двое таких на Стайск. Вся деревня побывала у них. Женщины спрашивали о своих родных и близких, а мужики допытывались, как же так получилось, что немцы столь быстро прошли всю Белоруссию? Вразумительного ответа окруженцы не давали.
Вскоре оказалось, что не все пленные имеют поблизости «матку», а собираются по лесам и нападают на немецкие тылы. Чтобы такого не было пришлось оккупантам сажать пленных за колючую проволоку.
Но и отсюда некоторые военнопленные умудрялись уходить. Для этого нужно было договориться с женщиной из-за проволоки, чтобы она объявила его своим мужем или сыном. Часто этот номер проходил. Цыганка из деревни Жежлено освободила молодого пленного Золотарева. Прожил он у нее до зимы, а затем ушел в партизаны. После войны работал в г. Витебске инспектором облгосторговли. Приезжая в Лепель, ночевал у нас, но в Жежлино больше не появился.
По городу ходило устное письмо о том, что сын Сталина Яков Джугашвили находится на сенном складе и просит ему помочь выйти на свободу.
Тем временем жажда, голод и палящее солнце делали свое черное дело. Смерть косила военнопленных, как косарь спелую рожь…
Во дворе нашего дома играл Давидка, угостили его черникой. Сами вошли на свою половину. В доме ничего не изменилось. Все стояло на своих местах, только в окнах были выбиты стекла. Не удержали их наклеенные бумажные полоски.
Утром по возвращении домой побежал к Петьке, а его не оказалось на месте. Пошел к Замковским. Леня что-то мастерил во дворе. Оба обрадовались встрече, а как не радоваться: прошел фронт, мы и наши родные остались живы и невредимы. Советская пропаганда о жестокости немцев пока не подтверждалась. Рассказали один другому, как мы первый раз увидели фрицев. Леня похвастался, что его отец принес мешок кускового сахара и много сухарей, и что у них есть, что кушать. Зашли в дом. Мать его — тетя Оля — угостила меня печеньем и конфетами. Долго нам не сиделось. Леня сунул в карман два куска сахара и мы пошли на речку. Сахар твердый — не откусить, нам пришлось намочить его в воде и, наслаждаясь сосать. Вскоре Лене надоело это занятие, и он швырнул свой кусок в речку: «Пусть подсластится».
Вдали красиво кто-то играл на губной гармошке. Мы пошли на звук мелодии в сторону плотины. Здесь на отдыхе стояла целая колонна автомашин. Солдаты чувствовали себя вольготно: купались, загорали, играли в карты. Хохот раздавался со всех сторон. Некоторые еще стучали ложками по своим плоским котелкам, кушая чечевицу. Заметили нас и предложили доесть их суп. Мы забарабанили ложками и вмиг освободили посуду. Чечевица с кусками мяса оказалась очень вкусной. Второго нам не дали — съели сами. Долг платежом красен — пришлось помыть им котелки. Одному фрицу захотелось пить. Водой из речки он брезговал. Стал, показывая, спрашивать, где колодец? Я повел его к нашим соседям Кулешовым в конец улицы Володарского. В их колодце была очень вкусная и студеная вода. Опустив ведро, я достал воротом воду. Показываю немцу, чтобы пил, а он мне тычет пальцем в голову, де мол пробуй первый ты. Ах, шельмец, боится отравы. Пришлось пить мне первому. С удовольствием напился вкусной воды, благо хотелось пить после сахара и чечевицы. Взглянул на меня немец с ухмылкой — стою, не падаю. Стал и он пить. Вода, видно, понравилась. Набрал котелок и флягу и пошел к своим.
Сначала было холодно и мы шли быстро. Изредка останавливались поесть черники и немного собрать с собой. Первое невезение — Людвиг о корень лесной дороги сбил палец ноги. Было велено лучше смотреть на дорогу и не засматриваться по сторонам. Это было совсем не интересно. Благо, что скоро кончился 4 км. проселок и мы вышли на большак Волосовичи — Лепель. Вдоль дороги бежала годами натоптанная тропа. Идти по ней было легко и приятно. Вокруг — никого. С небольшими остановками добрались до Поддубья — старой помещичьей усадьбы. От которой остался кусок белой стены дома, да обветшалый памятник в ограде. Отдыхали долго — как-никак пройдено полпути. Хорошо покушали и даже немного вздремнули.
Снова разбитая грунтовая дорога. Мы сошли на змейку-тропу и молча, шаг за шагом приближались к дому. Одолевает жажда. Одна мысль — где напиться воды? Мама ободрила нас надеждой, что скоро будет речушка. Прибавили шагу и невдалеке увидели периллы небольшого моста. Ура! Вот и вода. Сбросили котомки и бегом к речке. Мы с братом прибежали первыми, легли на берег и, приложив губы к воде, стали жадно пить. Мама же войдя в воду сложила лодочкой ладони рук и пила с них, одновременно охлаждая ладонями лицо. Нам хотелось купаться, но слишком холодная была вода. Пришлось довольствоваться погоней за косячками маленьких рыбок и изрядно намочиться.
Утолив жажду, сели отдыхать на бугорке около моста. Воспоминания мамы вернули ее в далекое прошлое. Сколько раз прошла она по этой дороге на молебны в Лепель, Полоцк, Губино? Интересно было ходить ватагой молодых девчат и парней. С песнями, шутками, да прибаутками дорога не казалось такой длинной как сейчас. К тому же теперь впереди были немцы. Чего можно ждать от них? Однако пора идти. Мы встали и снова двинулись в путь. Деревню Зеленый остров прошли не задерживаясь. Не думали мы тогда, что в скором времени партизаны устроят тут засаду и убьют несколько фрицев. А потом, оставшиеся в живых немцы, вернуться сюда с подмогой, окружат деревню, расстреляют всех подозрительных, заберут убитых, пожгут деревню и укатят обратно в Лепель.
Чем дальше уходили от Зеленого острова, тем сильнее слышался гул самолетов. В скором времени самолеты с крестами на крыльях стали пролетать над самыми головами. Последняя деревня перед Лепелем Полсвиж была нашпигована немцами. Здесь мы их увидели лицом к лицу. С левой стороны, в самом начале деревни, немцы копали яму под колодец, рядом лежало два кольца. Вдоль улицы стояли машины, мотоциклы, велосипеды. Слышен был стук молота и мелодичные звуки губной гармошки. На нас — трех пилигримов, никто не обращал внимания. И слава Богу! Через четыре километра — Лепель. Мы основательно устали и еле плетемся. До города — рукой подать, видны уже шохи сенного склада. Перед войной к этому времени госпоставки сена были завершены и шохи стояли целиком заполненными. Теперь же сена не было. Внутри и около копошатся люди. Их много, очень много. Подошли ближе и увидели, что люди разделены колючей проволокой. Внутри — военнопленные, снаружи — гражданские, и в основном женщины и дети. Среди пленных много раненных, истощенных, просящих засохшими губами «пи-ить». Никто их просьбам не внемлет, все остальные сами на грани такого же состояния.
Передовые немецкие части сначала отпускали окруженцев домой, «до матки». Пришли двое таких на Стайск. Вся деревня побывала у них. Женщины спрашивали о своих родных и близких, а мужики допытывались, как же так получилось, что немцы столь быстро прошли всю Белоруссию? Вразумительного ответа окруженцы не давали.
Вскоре оказалось, что не все пленные имеют поблизости «матку», а собираются по лесам и нападают на немецкие тылы. Чтобы такого не было пришлось оккупантам сажать пленных за колючую проволоку.
Но и отсюда некоторые военнопленные умудрялись уходить. Для этого нужно было договориться с женщиной из-за проволоки, чтобы она объявила его своим мужем или сыном. Часто этот номер проходил. Цыганка из деревни Жежлено освободила молодого пленного Золотарева. Прожил он у нее до зимы, а затем ушел в партизаны. После войны работал в г. Витебске инспектором облгосторговли. Приезжая в Лепель, ночевал у нас, но в Жежлино больше не появился.
По городу ходило устное письмо о том, что сын Сталина Яков Джугашвили находится на сенном складе и просит ему помочь выйти на свободу.
Тем временем жажда, голод и палящее солнце делали свое черное дело. Смерть косила военнопленных, как косарь спелую рожь…
Во дворе нашего дома играл Давидка, угостили его черникой. Сами вошли на свою половину. В доме ничего не изменилось. Все стояло на своих местах, только в окнах были выбиты стекла. Не удержали их наклеенные бумажные полоски.
Утром по возвращении домой побежал к Петьке, а его не оказалось на месте. Пошел к Замковским. Леня что-то мастерил во дворе. Оба обрадовались встрече, а как не радоваться: прошел фронт, мы и наши родные остались живы и невредимы. Советская пропаганда о жестокости немцев пока не подтверждалась. Рассказали один другому, как мы первый раз увидели фрицев. Леня похвастался, что его отец принес мешок кускового сахара и много сухарей, и что у них есть, что кушать. Зашли в дом. Мать его — тетя Оля — угостила меня печеньем и конфетами. Долго нам не сиделось. Леня сунул в карман два куска сахара и мы пошли на речку. Сахар твердый — не откусить, нам пришлось намочить его в воде и, наслаждаясь сосать. Вскоре Лене надоело это занятие, и он швырнул свой кусок в речку: «Пусть подсластится».
Вдали красиво кто-то играл на губной гармошке. Мы пошли на звук мелодии в сторону плотины. Здесь на отдыхе стояла целая колонна автомашин. Солдаты чувствовали себя вольготно: купались, загорали, играли в карты. Хохот раздавался со всех сторон. Некоторые еще стучали ложками по своим плоским котелкам, кушая чечевицу. Заметили нас и предложили доесть их суп. Мы забарабанили ложками и вмиг освободили посуду. Чечевица с кусками мяса оказалась очень вкусной. Второго нам не дали — съели сами. Долг платежом красен — пришлось помыть им котелки. Одному фрицу захотелось пить. Водой из речки он брезговал. Стал, показывая, спрашивать, где колодец? Я повел его к нашим соседям Кулешовым в конец улицы Володарского. В их колодце была очень вкусная и студеная вода. Опустив ведро, я достал воротом воду. Показываю немцу, чтобы пил, а он мне тычет пальцем в голову, де мол пробуй первый ты. Ах, шельмец, боится отравы. Пришлось пить мне первому. С удовольствием напился вкусной воды, благо хотелось пить после сахара и чечевицы. Взглянул на меня немец с ухмылкой — стою, не падаю. Стал и он пить. Вода, видно, понравилась. Набрал котелок и флягу и пошел к своим.