Память о прошлом. Глава 9. Наши соседи
Просмотров: 6 721, cегодня: 407
В половине дома от улицы жили Каганы – наши соседи. У них, как и у нас, было три комнатушки. Стены оклеены обоями, а пол выкрашен масленой краской. В горнице, на стене, висела радиотарелка. Окна закрывались ставнями. Всего этого мы не имели и считали, что так и должно быть.
Хозяева этой половины, отец Янкель и мать Хава растили четырех детей. Старший Моисей – Миша учился в Рязанском артеллериском училище. Бывал в форме курсанта дома на каникулах – статный парень. Лейба – (Левка) здоровый хлопец – учился еще в школе. Мать прочила его в парикмахеры. Дочка Злата (Соня) училась "на отлично" в пятом классе. Была такой аккуратисткой, что книги, по которым проучилась год, принимали в книгарне по цене новых. За два года до войны родился у них мальчик Давид. Отец назвал его так, чтобы нельзя было менять имя. Работал один Янкель сторожем, сначала в депо, а затем на маслозаводе. Люди они были набожные. Имели много еврейских книг. По субботам отец читал псалмы, а все слушали. Давидку обрезал их спец по этому делу. Мальчик тяжело перенес операцию. Долго ему было больно и он часто плакал.
Хотя вокруг процветало безбожие, но наши соседи придерживались своих религиозных обрядов. Главным праздником была Пасха. Праздник весенний, радостный. К нему долго и тщательно готовились. В доме проходила генеральная уборка. Мыли и чистили, можно сказать, все: от пола до чайной ложки. Соня брала на речку посуду и столовые приборы, которые были в обиходе. Мыла и чистила их клюквой и речным песком. Полоскала в проточной воде и несла домой. К этому времени Левка выкапывал вместительную ямку, куда клали все вымытые предметы. Выносили из дома кипяток и раскаленные камни. Лили кипяток и клали камни в ямку, закрывали плотной крышкой. Внутри все кипело, шипело, варилось. Дети ждали, пока выйдет оттуда все нечистое, и останется обновленное, чтобы нести в дом.
К празднику Пасхи пекли где-то в одном доме для всех евреев мацу. Это прямоугольные тонкие листы печеного пресного теста. И нам давали пробовать – нравилось. Кроме мацы у них еще была наварена свекольница. Вся семья целую неделю ела мацу, запивая свекольницой.
Второй праздник был поздней осенью, по грязи. У нас говорили «хапун». В одном доме собирались все еврейки. Хава в этот день была скучная. Верили евреи, что в эту ночь схватит нечистая сила одну самую грешную женщину. Кого? Поздно вечером гасили свет, а сами молились, плакали, кричали. Проходило время, снова зажигали свет и пересчитывали женщин. Все были на месте. Радости не было конца, ни здесь, ни дома, где ждали хозяйку всей семьей.
Наши соседи, как и все евреи по лесам не ходили, Ягоды и грибы (только лисички) покупали на рынке. Ни одна еврейка не шла домой без курочки. Торговались классно! Щупали курицу со всех сторон, раздували перья, смотрели желтая или синяя кожа под ними. При этом приговаривали: «А дешевле не отдашь. Смотри, какая она легкая и худая!». Приходилось отдавать. Колхозницы знали, что дороже назначенной цены еврейкой другие уже не дадут. Купленную птицу, покупательница бросала в авоську почему-то головой вниз.
Резал курей, да и всю живность только резник. С евреями выгодно было покупать на двоих теленка-молочника. Дело в том, что они не ели заднюю мясную половину. Основным жиром у евреев было гусиное сало – смалец. Осенью наши соседи покупали гусей на откорм. Содержали по одному в тесной клетке. Кормили хорошо. В конце откорма давали мучные галушки. При нежелании есть, заталкивали в глотку силой.
Между нами не было никогда никаких ссор. Они всегда старались помочь нам чем-нибудь. Бывало сам Янкель скажет мне: «Ну, Янка, пойдем со мной на завод, угощу кефиром!». Идем долго по улице Володарского. Он говорит, а я слушаю, что где построено. В основном везде деревянные еврейские дома. На углу улицы Володарского и Вокзальной стоял продуктовый магазин еврея Славина. Он и теперь стоит, только обложен кирпичом.
Раньше магазин был у Славина в собственности, а после революции он передал его государству, сам же остался работать продавцом. Это был богатый магазин, с разными отделами. Справа от улицы Ленинской, у самого «пяточка», был пустырь с прудом посередине. Сейчас здесь ЦСУ и промтоварный магазин. На пустыре у коновязи привязывали лошадей председатели колхозов, а сами шли по делам в райисполком. Меня в те годы интересовало их возвращение и обед с водкой. Пустые бутылки бросали в пруд. Иногда везло, и я собирал до пяти бутылок. А еще на этой улице, ближе к озеру по левой стороне работал ресторан. Развлекал завсегдатаев скрипач «пан» Бузыцкий. Это был настоящий алкоголик. Он пил все, что давали и еще сливал с пустых бутылок остатки водки.
В начале улицы Володарского, куда мы и шли, был маслозавод, а до него — синагога. Посадил меня дядя Янкель на скамейку в будке, а сам пошел принимать объект. В скором времени вернулся с кувшином кефира и творогом на бумаге. Кефир в те годы продавали в литровых бутылках, и мы почему-то не покупали его. В этот раз я впервые попробовал густой, хоть ложку ставь, кефир. Понравился. В результате хорошо наелся и засобирался домой. Дядя Янкель дал мне с собой бутылку сыворотки, провел за ворота и отправил в обратный путь. Дома мама наварила картошки, и мы с удовольствием съели ее со свежей сывороткой.
То, что мы часто не имели чего поесть, соседи знали и помогали, чем могли. В какой то раз мне очень хотелось есть, а дома ничего не было, хоть шаром покати. Облазил все закоулки в поисках крошки хлеба. Пусто. Ложился. Вставал и снова шел искать съестное. Смотрел во дворе, в огороде, зашел в сарай, но ничего нигде не было. Пришел домой, лег на кровать и стал просить Бога, чтобы помог мне… Вечером, придя с работы, разбудила меня мама, рядом стояла тетя Хава со стаканом овсяной крупы. «Сварите кашу сыну, я заметила, что он очень хочет есть, а у Вас, наверное, ничего, нет», «Да»,- ответила мама и крупные слезы полились из ее черных глаз.
Я еще не один раз в жизни был голоден, но этот случай оставил неизгладимый след в моей памяти. И подтвердил истину: «Помощь Бога через людей творится».
Хозяева этой половины, отец Янкель и мать Хава растили четырех детей. Старший Моисей – Миша учился в Рязанском артеллериском училище. Бывал в форме курсанта дома на каникулах – статный парень. Лейба – (Левка) здоровый хлопец – учился еще в школе. Мать прочила его в парикмахеры. Дочка Злата (Соня) училась "на отлично" в пятом классе. Была такой аккуратисткой, что книги, по которым проучилась год, принимали в книгарне по цене новых. За два года до войны родился у них мальчик Давид. Отец назвал его так, чтобы нельзя было менять имя. Работал один Янкель сторожем, сначала в депо, а затем на маслозаводе. Люди они были набожные. Имели много еврейских книг. По субботам отец читал псалмы, а все слушали. Давидку обрезал их спец по этому делу. Мальчик тяжело перенес операцию. Долго ему было больно и он часто плакал.
Хотя вокруг процветало безбожие, но наши соседи придерживались своих религиозных обрядов. Главным праздником была Пасха. Праздник весенний, радостный. К нему долго и тщательно готовились. В доме проходила генеральная уборка. Мыли и чистили, можно сказать, все: от пола до чайной ложки. Соня брала на речку посуду и столовые приборы, которые были в обиходе. Мыла и чистила их клюквой и речным песком. Полоскала в проточной воде и несла домой. К этому времени Левка выкапывал вместительную ямку, куда клали все вымытые предметы. Выносили из дома кипяток и раскаленные камни. Лили кипяток и клали камни в ямку, закрывали плотной крышкой. Внутри все кипело, шипело, варилось. Дети ждали, пока выйдет оттуда все нечистое, и останется обновленное, чтобы нести в дом.
К празднику Пасхи пекли где-то в одном доме для всех евреев мацу. Это прямоугольные тонкие листы печеного пресного теста. И нам давали пробовать – нравилось. Кроме мацы у них еще была наварена свекольница. Вся семья целую неделю ела мацу, запивая свекольницой.
Второй праздник был поздней осенью, по грязи. У нас говорили «хапун». В одном доме собирались все еврейки. Хава в этот день была скучная. Верили евреи, что в эту ночь схватит нечистая сила одну самую грешную женщину. Кого? Поздно вечером гасили свет, а сами молились, плакали, кричали. Проходило время, снова зажигали свет и пересчитывали женщин. Все были на месте. Радости не было конца, ни здесь, ни дома, где ждали хозяйку всей семьей.
Наши соседи, как и все евреи по лесам не ходили, Ягоды и грибы (только лисички) покупали на рынке. Ни одна еврейка не шла домой без курочки. Торговались классно! Щупали курицу со всех сторон, раздували перья, смотрели желтая или синяя кожа под ними. При этом приговаривали: «А дешевле не отдашь. Смотри, какая она легкая и худая!». Приходилось отдавать. Колхозницы знали, что дороже назначенной цены еврейкой другие уже не дадут. Купленную птицу, покупательница бросала в авоську почему-то головой вниз.
Резал курей, да и всю живность только резник. С евреями выгодно было покупать на двоих теленка-молочника. Дело в том, что они не ели заднюю мясную половину. Основным жиром у евреев было гусиное сало – смалец. Осенью наши соседи покупали гусей на откорм. Содержали по одному в тесной клетке. Кормили хорошо. В конце откорма давали мучные галушки. При нежелании есть, заталкивали в глотку силой.
Между нами не было никогда никаких ссор. Они всегда старались помочь нам чем-нибудь. Бывало сам Янкель скажет мне: «Ну, Янка, пойдем со мной на завод, угощу кефиром!». Идем долго по улице Володарского. Он говорит, а я слушаю, что где построено. В основном везде деревянные еврейские дома. На углу улицы Володарского и Вокзальной стоял продуктовый магазин еврея Славина. Он и теперь стоит, только обложен кирпичом.
Раньше магазин был у Славина в собственности, а после революции он передал его государству, сам же остался работать продавцом. Это был богатый магазин, с разными отделами. Справа от улицы Ленинской, у самого «пяточка», был пустырь с прудом посередине. Сейчас здесь ЦСУ и промтоварный магазин. На пустыре у коновязи привязывали лошадей председатели колхозов, а сами шли по делам в райисполком. Меня в те годы интересовало их возвращение и обед с водкой. Пустые бутылки бросали в пруд. Иногда везло, и я собирал до пяти бутылок. А еще на этой улице, ближе к озеру по левой стороне работал ресторан. Развлекал завсегдатаев скрипач «пан» Бузыцкий. Это был настоящий алкоголик. Он пил все, что давали и еще сливал с пустых бутылок остатки водки.
В начале улицы Володарского, куда мы и шли, был маслозавод, а до него — синагога. Посадил меня дядя Янкель на скамейку в будке, а сам пошел принимать объект. В скором времени вернулся с кувшином кефира и творогом на бумаге. Кефир в те годы продавали в литровых бутылках, и мы почему-то не покупали его. В этот раз я впервые попробовал густой, хоть ложку ставь, кефир. Понравился. В результате хорошо наелся и засобирался домой. Дядя Янкель дал мне с собой бутылку сыворотки, провел за ворота и отправил в обратный путь. Дома мама наварила картошки, и мы с удовольствием съели ее со свежей сывороткой.
То, что мы часто не имели чего поесть, соседи знали и помогали, чем могли. В какой то раз мне очень хотелось есть, а дома ничего не было, хоть шаром покати. Облазил все закоулки в поисках крошки хлеба. Пусто. Ложился. Вставал и снова шел искать съестное. Смотрел во дворе, в огороде, зашел в сарай, но ничего нигде не было. Пришел домой, лег на кровать и стал просить Бога, чтобы помог мне… Вечером, придя с работы, разбудила меня мама, рядом стояла тетя Хава со стаканом овсяной крупы. «Сварите кашу сыну, я заметила, что он очень хочет есть, а у Вас, наверное, ничего, нет», «Да»,- ответила мама и крупные слезы полились из ее черных глаз.
Я еще не один раз в жизни был голоден, но этот случай оставил неизгладимый след в моей памяти. И подтвердил истину: «Помощь Бога через людей творится».